Горлинка

*

Горлинка. Стихи Ольги Лукьяновой

Стихи Ольги Лукьяновой таят в себе детское удивление перед окружающим миром, где снег побеждает грязь и горлинка порхает в лучах золотого солнца. Быть может, это самое главное их достоинство, художественное и мировоззренческое. Все иные литературные качества живут уже внутри него -будто в родном доме.

ПЛЫВУТ И ПЛЫВУТ ОБЛАКА...
В стихотворениях Ольги Лукьяновой органично встречаются друг с другом самые разные темы, прописанные автором вполне подробно и насыщенные работой сердца и ума. Здесь и хрупкость мира, еще в давние годы увиденная детским взглядом лирической героини и подтвержденная ее поздним жестоким опытом...
И волшебное соединение слов, когда отдельные предметы вдруг складываются в широкую картину и начинают незаметно жить собственной жизнью, а душа, как и прежде, не устает дивиться чуду поэтической речи...
И благоговейное преклонение перед православными святынями и подвижниками, очищение и устроение по-новому внутреннего мира поэтессы...
И нерасторжимая связь с донскими просторами и высоким небом над степью...
И тяга к старой народной песне, способность раствориться в ее ритме и перенять высокую простоту слога...
И наконец, умение легко вплести в стихотворную строку слова бытовые, можно сказать, бросовые, не поступившись мерой и вкусом, - и тем самым сообщить поэтическому рассказу высокий демократизм и теплоту живого чувства.
Каждое из упомянутых «тематических» движений авторского голоса предстает перед читателем в лирике

Ольги Лукьяновой по-своему -так, что видно не только лицо поэтессы и ее характер, но и способность очертить реальность вполне узнаваемо, не затеняя множеством деталей панораму.
Героиня ее стихотворений - существо непосредственное, израненное жизнью, но не утратившее драгоценной детскости, которая помогает ей переносить тяготы. Она похожа на птицу небесную, обремененную тяжким земным знанием, но не устающую петь, ибо так ей назначено Создателем. Стихи Лукьяновой таят в себе детское удивление перед окружающим миром, где снег побеждает грязь и горлинка порхает в лучах золотого солнца. Быть может, это самое главное их достоинство -художественное и мировоззренческое. Все иные литературные качества живут уже внутри него - будто в родном доме.

Вячеслав ЛЮТЫЙ, член Союза писателей России

* * *

Манило поле желтой рябью,
Сливалось с глубиной небес.
Вдали задумчиво, по-бабьи,
Глядел на поле редкий лес.
Кружила тропка одиноко,
Веселой долею жива.
В словах, казалось, нету прока.
И не звучали здесь слова.
А здесь звучала высь так строго,
А дух земной так тяжек был,
Что только выдохнуть бы: «С Богом!».
И ощутить весомость крыл...

* * *

Свет струился от осины
Бестелесным серебром.
Листья - белой парусиной.
Ствол - белеющим ребром.
Отдалился виновато
И чернеет плотно лес -
Будто злобы чьей накаты,
Будто грусти чьей-то всплеск.
И почудилось людское
На ветру до слез сквозном:
Чья-то подлость под корою,
Чьей-то радости надлом.

НЕБО ДЕТСТВА

Небо плыло голубым покоем
Над земным пристанищем ветров.
И за леса узкою чертою
В небе удил рыбу рыболов.
И ни волн прилива, и ни плеска,
Лишь в счастливый срок над суетой
Из небес выдергивалась леска
С толстобокой рыбой золотой.
И блестело медное ведерко
На земном песчаном островке.
Но однажды над песчаной горкой
Заплясало солнце на крючке!

Небо состояло из листвы,
Из цветов, из бабочек и соек.
Тополя, как пики часовых,
Заграждали путь в страну покоя.

Небо состояло из тепла,
Радуги, пчелиных вакханалий.
И старинной ратуши игла
Нарушала суть его едва ли.
Даже дождь, высок и угловат,
Наслаждаясь бегом, как подросток,
Небом был.
И синяя трава
С ним соединялась очень просто.

* * *

Так славит ночь, безумствуя, сверчок!
Такое диво - трав слепая лунность.
Птенец-луна из скорлупы проклюнулся.
Свет желтой лампы путника влечет.

Смеется дождь. И прячется. О, гном!
И годы, словно ласточки, промчали.
А гром гремит, как сам Господь, ключами
От мирозданья. Крылья за стеклом

Седой ночницы, как под лупой, с дом.
Вот такт пиано музыки столетья -
Младенца чистый и веселый лепет,
Влюбленных шепот глупый. И с трудом

Я в старой книге истин и судеб
Переверну еще одну страницу.
Приму из рук и выпущу синицу.
Полью слезой и проращу свой хлеб...

УТРО
Как будто из тяжкого плена
Вдруг вырвалось солнце на круг
Холодной и серой вселенной.
Двумя полукружьями дуг
Сомкнулось над мрачной судьбою
Деревьев, людей и зверья.
И стало все снова собою.
И вновь заблестели края
У рек, облаков и травинок.
И гулко открылось окно.
И, словно два глаза совиных,
Две тучи устало, темно
Захлопнулись, мрак поглощая,
И грузно пропали во мгле.
И мир очищая, прощая,
Белее, ранимей, круглей,
Творя его чутко и мудро,
Творя его трудно, как долг,
Рождалось привычное утро.
И, кажется, шорох умолк,
Чтоб хлынули первые звуки.
И вот показалось на миг,
Что это усталые руки
Приветствуют вечности крик.
Еще без прогретых пеленок,
Предвидя начало начал...
Что это над миром ребенок
Родившийся так закричал!

ПРОЩАНИЕ С ИССЫК-КУЛЕМ
Око зеркальное древних миров Иссык-Куля.
Смуглой киргизки задумчивый профиль сайгачий.
Звезды, как жизни, в просторе глубинном мелькнули.
О, как прозрачен! Как он обнаженно-прозрачен...
Мир, опрокинутый в эти священные воды:
Небо и горы, и вечность снегов поднебесных,
И кобылицы, жующие травы поодаль,
И облепиховый куст, оживляющий дикую местность.
Медный ребенок скуластый и юркий, как рыба.
Мягко идет по воде, не страшась, за Христом он.
Эхо мое рассекает скалистая глыба.
Осень пришла. Стая птиц пронеслась с легким стоном.
И я гляжу, как дрожат мои руки. И губы
Горько мне шепчут из ласкового Зазеркалья:
Солнце - на убыль. И время, и счастье - на убыль,
И терпко-розовый утренний запах миндальный...
И задрожало в руках моих солнце. Как дыня,
Длинное солнце, шершавое, с трещинкой сбоку.
Я говорила себе, что себя я сегодня покину,
А на губах ощущала вкус дынного сока.
- Я уезжаю, - кричала я в мир Иссык-Куля.
Но отвечало мое отраженье: - Останусь!
А между нами песчаные ветры задули,
В белое небо взметнув свой таинственный танец!

* * *

Бабочка сидела на цветке.
Мальчик, не дыша, смотрел на чудо,
В кухне тихо звякала посуда -
Гром плясал на туче. Мир - в руке!
На каком-то медленном витке
Радости земли, печали, сроки
Замерли. И не вместили строки
Бабочки, сидящей на цветке...

* * *

Чистят ковры на воскресном снегу.
Веников взмахи причудливо-резки.
Чистят ковры до тяжелого блеска,
Ворс натирая, как мелом серьгу,
Снегом, скрипящим и режущим глаз.
Иней слетает с деревьев от стука.
Словно фантазии вольные Глюка,
Жадно вобрав в себя мира контраст,
Дивно воскресли. О, белая гладь!
Как ты избита коврами нещадно!
Ах, как парадно! Как мрачно-парадно
Зазолотилась ковровая стать!
И удивилась застывшая тишь,
И удивились крикливые галки.
О, человечья скупая смекалка,
Над красотою ты властно царишь!
Крики и хохот, и снежная дрожь.
Это ли русскому сердцу не любо?
Только разросшийся стук так похож
На умертвляющий стук лесорубов!..

* * *

Зимой я всегда вспоминаю
Снежную королеву и Андерсена
(Он обязательно в клетчатом пальто с пелериной).
А еще окно своего детства -
Почему-то огромное,
Как в средневековом замке,
С белым холодным подоконником,
На который мама клала
Огромное белое яблоко,
А я боялась его есть.
Оно так скрипело на зубах,
Как снег во дворе.
А за окном ходила строгая дворничиха
И посыпала двор жужелкой.
И ворчала, что никакого порядку.
А за ней осторожно ступал черный Барсик
И недовольно стряхивал белые островки снега.

* * *

Я люблю эти книжечки -
Тонкие, неприметные.
С неземными рисунками,
С названьями странными.
Эти книжки монетные,
Книжки поэтные,
С недоступно-доступными
Вечными гранями.
По везенью великому
С адресом новолуния
Я куплю очень дешево
Рубцова и Кедрина.
Я куплю
Санитарочку времени Друнину,
Я, как птица на трель,
На добро стану щедрою.
Я строкой изболевшейся,
Светлою, как рождение,
Заслонюсь от бессилия
Пред сытыми, пошлыми.
Не гостей приглашу к себе -
Грусти осенние.
И не буду считать
Дни прошедшие - прошлыми.
Я в дорогу далекую,
Скорую иль не скорую,

Прихвачу эти книжечки,
Оставив все лишнее.
И пойду к откровению
С тихой опорою.
И свернет в темноту
Равнодушие пришлое.

ОЛЕНИХА

Этой осенью в поле тихо.
И охотники не палят.
У оленихи важный выход -
В поле вывела оленят.
Отзвенела пора покоса,
Отхлестала пора дождей.
Нынче надолго мерзнут росы.
Не видать далеко людей.
Стелет инеем вечер мглистый.
На тропе - оленьи следы.
На болото кулик со свистом
Пролетит от лихой беды.
Но олениха чует волю,
Даль окинет пытливый взгляд.
Рассмеется вдогонку поле
Под копытцами оленят.
Растревоженно охнут сучья:
Осмелела-то как, гляди!
А олениха мчит все круче
С оленятами впереди.

Вот и эта минута осталась во тьме
Сожалений о прожитом часе.
И вместила в себя пару добрых примет,
Находящихся мудро в запасе.
Вот и темное утро зимы неземной
Проясняясь, меня провожает.
И бездомный щенок, увязавшись за мной,
Так скулит, будто я уезжаю
В новый город, где нет равнодушья и зла
И у жизни немалые сроки.
Будто просит, чтоб хоть на денек увезла
В город, где не найти одиноких
Нежеланных людей и бездомных собак.
Но уткнется в селедочный хвостик.
Ну, а мне на дорогу - веселый пятак
И моя долгожданная взрослость.
И подспудная жалость, что города нет.
Только память коснется тех сосен,
От которых струился игольчатый свет
На приморскую спелую осень.
И счастливые люди смеялись и шли
По песку, как по солнечной зыби,
И далекой воды оборвавшийся всхлип,
И глаза удивленные рыбин,
И бокастое солнце, как спелый ранет...
Но тоскливая чайка металась.
И кричала, что города этого нет.
И пугливое эхо смеялось.

* * *

Карета подана к подъезду
Из золота и тишины.
Карета- осень.
Кони резвы.
И рыжие, как лисы, сны
По-детски глубоки и прочны,
Как вызов срокам бытия.
Плоды и краски слишком сочны.
И каждый клен тебе свояк:
Листвой осыплет даровою
И шепчет, шепчет о добре.
Ныряешь в память с головою.
Словно в Малевича дыре,
Ты в осени. Кругом пространство.
Дыра не черная. Но все ж,
Вдруг понимаешь, что из странствий
Не выберешься без калош. .. .
Карета мчит тебя, чтоб точно
Ты прибыл в терем к декабрю.
А там уж с нарочным. Досрочно.
Прям к марту в первое «люблю»!

* * *

По небу, по самому краешку,
Что виден за лезвием крыш,
Луна белоснежною варежкой
Разгладила сонную тишь.
С пути не сбивается Млечного -
В дороге сентябрьский звонарь.
И вышло, что не опрометчиво
Грозил ноябрем календарь.
И вышло, что белыми нитками
Шит летний летящий наряд.
И ветер бранится с калиткою:
Бежит то во двор, то - назад.
И скачет бездомной дворнягою
Прилипчивый дождь у двора.
И нудной английскою сагою
Грядет золотая пора...

* * *

Секундная стрелка не дремлет.
Шлет Богу неслышно отчет.
Все судьбы, все дали, все земли
Она, словно розга, сечет.
И годы стихают, стихают...
И ярче свечи язычок.
И только стихами, стихами
Все плачешь в свой черновичок.
От жизни парадного глянца
Остался щербатый кусок.
У стрелки секундной - посланца
От Бога свой счет.
Он - высок!
К тебе и к житейскому кругу.
Витийствуют шкалики-дни.
Ну, вздрогнули...
Пьем от испуга.
Одни во Вселенной. Одни!

* * *

Остановка.
Будка телефонная.
Города бесхитростный пейзаж.
Жизнь моя, сурово-марафонная
Жизнь моя, привычных будней страж.
Верую во что же я неистово,
Под спокойный говор голубей?
Над моей земной веселой пристанью
Мудро будет властвовать борей.
И сияют, как щиты, над городом
Силуэты острые домов.
Лишь деревьев ветреные головы
Загрустят всерьез среди дымов,
Дверь подъезда вечером захлопнется -
Как ловушка, хитро, за щеглом.
И в окно стучаться будет рощица,
Словно птица сломанным крылом.
Словно пешеходы запоздалые,
Листья будут радостно бежать.
И сегодня не пущу, пожалуй, я
Крикунов назойливую рать.
А пущу я друга закадычного,
Я его терьеру сахар дам.
Вслед за уходящей электричкою
По стальным покатится следам
Белая луна забытым яблоком.
Друг споет и скажет: «хорошо!».

И качнется кухонька корабликом.
И терьер заскачет малышом.
Черно-белый, с пуговками-глазками,
Звонко будет лаять невпопад.
За окном промчит, скользя салазками,
Запах утра в задремавший сад.

* * *

Торговка луком,
Сама похожая на луковицу,
Глухо кричала на сонной улице,
Расхваливая товар утреннему безлюдью.
- Покупайте. Вот настоящий лук!
- Пятьдесят копеек пучок!
- Как будто лук бывает ненастоящий,
-Злились редкие прохожие,
Зябко чувствуя внутреннее тепло,
Храня в себе запах кофе
И свежесть покинутых простыней.
Но вот, на счастье,
Женщина вздохнула задумчиво:
- Хороший лук. Но куда его деть?..
Возьму с собой на работу.
«Хо-ро-ший», - пропела торговка.
И улица утонула
В нахлынувшем запахе лука:
Понурая бочка с квасом;
Круглотелые бидончики с молоком,
Качающиеся в руках у старух,
Как потухшие фонари;
И даже старые рельсы,
Ждущие первого поезда
Из лукового захолустья.
Равнодушно блеснул полтинник

И исчез в кожуре одежд у торговки.
А женщина несла пучок лука, как букет,
Унося за собой бидончики, рельсы, дома
И ненасытную бочку с квасом.
И падали с нежных луковиц
Влажные комья земли.
И нюхал их жадно бездомный щенок.

ДОРОГА

Я по этой дороге веселой
Так пойду, будто век здесь жила.
Будут таять окрестные села,
А над ними - церквей купола.
И обгонит на шустрой клячонке
Меня рыжий смешной водовоз.
Будет кнутик посвистывать тонко.
Будет лаять заливисто пес.
- Ну, садись-ка, заезжая краля,
Не боись - прокачу с ветерком!
Я проеду до дальнего края
Деревеньки.
А дальше - пешком.
Мимо хат, черепицею крытых,
Мимо пастбищ с седым пастухом.
И дворов, всему свету открытых,
Мимо кладбищ забытых.
Пешком.
Грузовик завизжит тормозами.
- Подвезу до сосенок, а там...
Не хотишь?
- рассмеется глазами
Мне водитель.
Помчит по лугам.
А дорога уходит под гору.
И дорога ведет в синеву.
Вслед махну работяге-шоферу.
Хорошо, что я просто живу.
Хорошо, что иду по дороге.
И такая отрада в груди!
И босые несут меня ноги.
И не знаешь, что там... впереди.

ТУМАН

Куда все птицы улетели?
Туман, как дух в сыром плаще,
Раскачивался еле-еле
Над черной сухостью мощей,
Которою деревья стали.
И люди в поисках родных
В белесом мареве пропали,
Как в серой бездне сатаны.
И лишь дома стоят, как горы.
А между ними - звук шагов
Да эхо чутких разговоров,
Как с отдаленных берегов.
И я бреду скитальцем вечным.
И я свою мечту зову.
А мне несется с ветром встречным
Со всех сторон: «а-у, а-у...»

* * *

В самолетике этом что проку.
От дождя он, бумажный, размок.
И крикливо-нахально сорока
От крыла его мучает клок.
В желтой луже он грузен и грязен.
Но две маленьких тонких руки
Его молят, ласкают, обязывают:
От земли, от воды, от тоски.
И, вослед за листком-одиночкой,
Спотыкаясь, он меряет высь,
Будто в небе овраги да кочки.
Не взлететь - не ожить.
Ну, держись!
Шепчут губы.
И над серым миром
Он застыл на немой высоте.
Чуть живой, голубой, однокрылый.
В незабвенной своей красоте!

ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР

Чужие речи.
Обрывки фраз.
Как смех младенца - июня радости.
Мы дуем в дудочки, кто как горазд.
Храним забаву мы с детской жадностью.
Устал троллейбус.
Последний рейс.
В окошках лица от дум значительней.
А месяц на небе, как эдельвейс.
Не удивляет он серьезных жителей.
А вот гражданочка выводит пса.
Она заботлива.
Она, как мамочка.
А пес породистый - ну, что рысак!
И, что рысак, за ним - гражданочка!
А вот веселый дом на пути.
Гитары звуки разбито корчатся.
А если в тополе звезду найти,
Упасть в черемуху лицом захочется.
Визгливо женщина кричит в окне.
Ребенок хнычет.
Дела вечерние.
Пионы белые сейчас в цене.
На белых улицах.
Работа верная.
Куплю пион один, как белый сон.
Куплю пион один, как белый парусник.
Задую в дудочку не в унисон.
Июня радости еще остались мне!

* * *

Жара опустилась на город притихший.
Усталою птицей парила, стонала.
Как будда индийский, расклейщик афишек
Дремал на перроне в смятенье вокзала.
Смотрела афиша на мир вурдалачно
Глазами какого-то клоуна-карлы.
В киоске цветочном, в киоске табачном
Старушки дремали.
И, кажется, жар лил
Свод неба на лица.
Не солнце ли стонет?
Вокзальный народ - в ожидании чуда.
И только лишь взглядом упершись в ладони,
Расклейщик афишек качался, как будда.
И клеем, и потом запахло вдруг мертво.
Жара зазвенела, созрела, разбухла.
И небо у ног было так распростерто,
Что от синевы его веки припухли.
И окна сомкнулись, качаясь, как шали.
Рванулась во тьму ярким змеем афиша.
Но сонный расклейщик в притихшем вокзале
Предсмертного хохота карлы не слышал...

МАМЕ

Среди осенней зелени пожухлой ноготки.
Оранжевая светлость поздней ласки.
Цветут так радостно уже после огласки
Дождями холода. Как новые платки
Молодок сельских, пестроваты и просты.
И что-то вдруг припомнилось, пронзило.
Как из распахнутых окошек засквозило
Забытым детством. Загудели, как мосты,
Былые годы подо мною: проходи!
...Вот мама! Я тебя такой запомню.
В веселом платьице среди веселых комнат.
Ты мне вот-вот сестру должна родить.
И я дивлюсь, приникнув ухом к животу,
Тугим толчкам - еще неясной жизни.
И с детским ужасом, граничащим с комизмом,
Воспринимаю этот стук и полноту.
И мне так страшно, одиноко и тепло.
Я бросилась во двор к цветочной грядке.
А там росли одни среди снегов украдкой
Цветочки желтые. О, как мне повезло!
Я их рвала, рвала, дивясь любви,
Заполнившей меня. И горький запах,
Взлелеянный с трудом на чувств суровых злаках -
Сухой, аптекарский - меня не удивил.

Он был предвестием болезней, слез, невзгод,
Предвестием цветочных листьев мятых.
И глаз сестры моей горчаще-желтоватых.
Он знал о жизни нашей что-то наперед...
За полночь.
И только плачет ветер
Где-то там, в трущобах ивняка:
О России, верности, поэте,
Чья дорога скорбно-коротка.
За полночь.
Свеча сгорела в храме,
Что привычно ставлю о тебе.
Ты цветочек аленький мне, мама,
Обещала в девичьей судьбе.
Сколько их, багряных, в чистом поле!
Выбирай да рви.
Да жди чудес!
А чудес не будет - тоже доля.
Может, в скит дорога, в тихий лес.
Там подруги станут мне сестрицы.
Батюшка согбенный - Серафим!
О цветочках будут слезы литься,
Да о мире, что лежит глухим
Чудищем, и молит у девицы
Лишь любви да Божьей теплоты.
Полюби - царевичем явиться
Сможет из кромешной темноты!

Туманы над речкой колечками.
И смех, разрезающий страх.
Березы - слепящими свечками.
Охапки сирени в руках.
И счастье, как небо безбрежное.
Плывут и плывут облака.
И в память навеки все врежется:
Весна, откровенье, строка...

ГЕНЕАЛОГИЯ

1
Грибная осень. Новой бочки
Белеют толстые бока.
На ниточках грибы-листочки
Желтеют в тайнах чердака.
Мелькнет крыло летучей мыши.
Усядется на ветхий стул
Моей прабабки тень. И ищет
Грибы. Иль травки для микстур
Перебирает потихоньку.
Луна в столетнюю дыру
Ей светит. На истлевший сонник
Дождь брызжет. Время уж - к утру
И прадед не угомонится.
Ворчит. Топорик в такт - «тук-ах».
И нам уж век не разродниться
В земных разорванных летах.

Подросток с фосфорным лицом
В военном стылом лихолетье.
Войны крапивные котлеты.
Дух не достиранных кальсон
И до сих пор витает в хатке

Той - крайней - окнами к оврагу.
Кричит гортанно: «млеко, матка!»
-Там итальянец. - «Бедолага».
Вздыхает женщина, скорбя
Всевидящей усталой скорбью
За шестерых своих ребят,
Что прятаться привыкли в погреб,
Когда над хаткой неба стон.
И итальянские портянки
К нему возносятся крестом.
Трет женщина белье в лоханке
Устало.
Бабушка.
Со дня Войны за мир в ответе.
Печет крапивные котлеты
Мой дядя, детства не поняв.

* * *

На пальчиках - к тонкому месяцу,
Приникнув щекой к мотыльку.
Здесь окна ночные светящейся лестницей
В Небесное Царство влекут.
Но звезды - колючими осами -
Преградой на Млечном пути.
Петляешь небесными хладными плесами.
Не кровью - а жизнью плати
За это стремленье высокое.
Твой вечер в церквушки притвор
Стучится. А сердце, как часики, екает.
И страх за тобою, как вор.
Ах, платье вчера было белое!
А брови и кудри - вразлет!
А нынче на клиросе пела да пела бы.
А нынче других ведь черед
Не ведать, что завтра не вовремя
Придет и застанет врасплох.
Закатное солнце за бритвами-кровлями.
Последняя - Божий порог.
Под первой все августы пройдены.
И тяжек смешной мотылек.
И рвешься за звезды - в небесную Родину.
И, кажется, путь не далек...

* * *

Богу - Богово.
Кесарю - кесарево.
А мне крест свой нести.
У кого-то жизнь пьеса ведь.
А кому - со мной по пути.
У кого-то пальцы
Для клавиш выросли.
А кому - до неба расти.
Кому плакать да петь на клиросе.
Кому душу, как грушу, трясти.
Кому деток ласкать, оглаживать -
Материнский славить удел.
Кому за сто верст хаживать,
Где под куполом свет бел...
Кому яблочком райским - милости.
А за что? Поди, расспроси.
Кому горсть человечьей милостыни.
Слава Богу! Не голоси.
У кого-то глаза карие.
У кого-то власы русые.
Кому - в гору.
Кому - с горы.
Моя жизнь - «ложе прокрустово».
Чьи-то - «блудных сынов пиры».

МОЯ ДУША

Зачем-то были эти слезы?
Мой Бог, что я ни сотворю,
Вся жизнь - крещенские морозы!
Помилуй, Боже, запою.
И колокольный звон ударит-
Душа застыла на ветру.
Душа, согбенная, как старец,
С колен лишь встанет поутру.
Ее держали в черном теле.
Ее морили пустотой.
Она дышала еле-еле.
Она во мне, как столб литой.
Она уж не ждала просвета
И не сражалась с суетой.
И не обнажена - раздета,
У лихоимцев под пятой.
Но солнца луч упал с Распятья,
Проник в нее. И свет стал бел!
Душа моя - в момент зачатья...
Она летит в Его удел,
Который так высок и дивен,
Что, бедная, страшась упасть,
Застыв в немыслимом порыве,
Боится тело обокрасть...

* * *

Благодарю Тебя, Господи!
Я ни о чем не жалею.
Как мне отрадно к иконе заветной припасть.
Светятся лики. Оклады туманно белеют.
Нынче медовый, а следом и яблочный Спас.
Нынче живу под покровом Царицы Небесной.
К храму дорога длиною в полжизни была.
Следом - любовь и прощение, Божие песни.
Руки взлетают, как два утомленных крыла.
Где-то под куполом птицы, забывши о небе,
Слушают, не утомившись, с утра до утра ектенью.
Ходит Христос между нами. И это ли небыль?
Это Ему я «Осанну» и «Славу» пою.
Благодарю Тебя, Господи,
За возвращение к жизни.
За искупление зла и жестоких знобящих обид.
Слезы в глазах - это все-таки радостный признак,
Что к небесам и к Тебе путь и мне приоткрыт.
Время трудов, урожая. И Родины воздух
Спас золотой наполняет любовью, добром.
Господи! Господи! Здесь ведь я, ног Твоих возле.
...Как Самарянка, веду разговор со Христом.

* * *

Я знаю, как листья дышат на крыше:
Как шепот, вода или смех усталый.
И кот из окна полосато-рыжий
Следил, замерев, и дышать не мешал им.
И сонная осень кралась тихонько
Пятнистою, теплою, рыжей кошкой.
Блеснув в синеве, паутинка тонко
Сломалась о блеск золоченой сережки.
И месяц кивал мне ласково, сетуя,
Что грустные радости взглядов карих.
Я просто шла к Богу. И с ним беседуя,
И не представляла, что тоже состарюсь.
Наверно, случится. Но как нескоро!
И осень послушно мне ноги грела.
А месяц? Ну, просто старик-лифтер он!
И я к Рождеству заспешила смело.
Вот снегу навалит! Христос-младенец
Позволит склониться пред ним в поклоне.
И снег будет в яслях белей полотенец.
И добрым вдруг станет земное лоно.
А я прошепчу: - Боже мой, сладчайший,
Прошу еще жизни средь листьев теплых.
Хоть в небо, конечно, есть путь кратчайший,
Но разве Ты примешь, коль дверью хлопнуть?
Но буду, но буду тебе желанна,
Как стану молить за любимых слезно.
А осень? Она ведь - Твоим талантом! -
И светит, и греет до дней морозных...

* * *

Разорванность неба, неприбранность марта.
Метелки поставленных в ряд тополей.
И ближнее поле, как школьная карта,
Коричнево-рыжих неравных долей.
В крыле друга-аиста греется месяц.
Мир, как нежилая изба, на юру.
Я с ветром под руку шагаю.
Мы вместе
Пронзительно-щедры на этом миру.
На этом пригорке, где дерево дремлет
С пустынным и черным грачиным гнездом,
Где чувствуешь небо и чувствуешь землю,
Где Родина - не огород и не дом.
Где стайка веселых детей на дороге
Похожа на стайку горластых грачат,
Где март всегда первой ступенькой порога
Весны, где и слезы и чувства горчат.
И властвуют думы, и все в ожиданье.
А город, как остров, застыл в тишине.
Идешь осторожно: уже не изгнанник.
Почти что пророк в этой Божьей стране!

* * *

Схиархимандриту Власию,
духовнику Рождество-Богородицкого
Свято-Пафиутъева Боровского монастыря

Батюшка, батюшка,
Божий глазоньки
Видят и душ чуждый хлад.
В радость дарован всем, святый помазанник,
Коль тебе скоро назад?

Ты поживи с нами, неугомонными,
Мы тебя будем беречь.
Стала обитель твоя златозвонная
Краем для Божиих встреч.

То с пониманием, то с укоризною
Ты нас встречаешь тепло.
Светлой Отчизною, Божьей Отчизною
Тут побеждается зло.

Часто бывали к тебе невнимательны,
Обогатясь суетой.
Сын драгоценный ты Божией Матери!
Божие время, постой!

А за очками с учтивыми стеклами -
Детский сияющий взгляд.
Сколько же судеб, молясь, перештопал нам?!
Небо, вон, все из заплат!

Тучею жгучею, облаком горестным
Наши грехи - в Божий дом.
Молишься ты, чтоб хоть детскими горстками
Мир наполнялся добром!

соловки

Земная жизнь - песок сквозь пальцы.
И тьму держащая рука
Приемлет с неба мир скитальца.
Губной гармошкой сквозняка
Быть очарованным так просто!
Идешь, куда Господь ведет.
Есть в Белом море Божий остров.
И, Право, Славен там народ!
Там в небе блещет Божий скипетр.
А волны - к небу на поклон.
Послушника там ватник вытерт
Впрямь добела. Вокруг бело.
Там греет землю лишь молитва,
Но душам вольно и легко.
И вечер серый, как калитка,
Среди дерев. Подать рукой
Там и до Господа всего лишь!
Но как травинками земля
Нам летом нежно ноги колет,
Ее поцеловать моля!
Ее вместить, назло всем вихрям,
В размеры Божий строки.
Там все стихи в поклоне стихнут
Пред словом верных - «Соловки»!

* * *

Возможно ли влюбиться в небеса?
Поверить в бесконечность Божьих песен.
И, кажется, что неба полоса
Напоминает - мир земной так тесен! .. .
Там в дар земле готовят по утрам
Архангелы росу в алмазных кубках.
И, ангелят погладив по вихрам,
Прослушивают небо очень чутко.
Там Троицу счастливо воспевать
И умолять о грешных Приснодеву.
Выводит «Аллилуйя» Божья рать.
Направо - правым. Да иным-налево!
А чья-нибудь заблудшая душа
В страстях, как мотылек, в миру сгорает.
Печально, но живет душа-левша,
Не ведая, что вовсе неживая.
Придет с земным поклоном к Пастуху.
А там-то знают, как она грешила.
У Ангелов все было на слуху.
Она себе наряд небесный шила ль?
Любила ли, прощала ли, молясь?
Во храме поминала ли усопших?
Или всю жизнь свою месила грязь?
Да и пред Богом все о чем-то ропщет. ...
Возможно ли явиться на тот свет,
А этот видеть в снах небесных все же:
Осенних листьев блеск, не блеск монет.
И мир земной - шагреневую кожу...

* * *

Из трав - в ладонь мелодия сверчка
Взлетает от сокрытых наковален.
А глаз луны, задумчиво-печален,
Из Вышнего сияет Волочка
И в поле дым от вещего костра
Так манит домом и российской глушью.
Я дым вдохну, сверчком навек заслушаюсь.
Господь меня не прочил в мастера.
А так, видать, брести мне по Руси.
Трепать берез холщовые рубахи.
Любовь делить на жалости и страхи.
А песни петь - по-бабьи голосить,
Что все неповторимо: сон и быль.
И я на то имею только право,
Когда мой голос с птичьею оравой
Сольется, прокричать, что был любим
Мной этот край от ивы у пруда
До первых трав шершавых тонких жилок.
И где-то там, в пути моем, как жимолость,
Нахлынет небо на мои года,
На жизнь мою длиною в рост осин.
Им ветры шепчут в кроны Божьи слоги.
А наши жизни - только лишь предлоги,
Которые пред Богом огласим!..

* * *

Березовый лесок за церковью дремал.
Cкрииели тяжело церковные ворота.
Был лот Божий мир для неба очень мал.
Но - если бы не сень волшебного киота.

Она хранила взор Владычицы Небес.
И небо было здесь, а мы про то не знали.
Березовый лесок сокрыл туман, и блеск
Но произрастал из неба и печали.

И он приблизил к нам все Божьи чудеса.
Ух, как литургисал на радостях наш отче!
День у ворот стоял, как воин на часах,
И был несокрушим среди небесных вотчин.

Как ветер разносил святые словеса!
Евангелие чтец читал перед народом.
И нас, как Божий вздох, накрыли небеса.
И голос был для нас средь волн небесных бродом.

И стал счастливым тот, кто был убог да мал.
Скрииели нам вослед церковные ворота.
И, слыша Божий Глас, ниц снова падал Савл.
И дергалась луна петлей Искариота...

* * *

Архимандриту Исаакию (Виноградову)

«Искусственных цветов не приносить» -
Написано с усердьем на оградке.
И, в небо глянув, просишь разрешить
Поговорить, поплакать тихо, сладко.
Здесь за оградкой - птиц переполох.
И смотрит в душу отче Исаакий.
И к сердцу он прижмет твой первый вздох.
И ты у холмика, как у священной раки.
Ты на колени встанешь горько в снег,
Щекой прижавшись к благостному фото.
И, как орех, расколется твой грех.
И птицы литию споют по нотам -
Высоким нотам Божьей чистоты.
Ты тихо молвишь: «Батюшка, родимый!» -
И расцветут небесные цветы
В душе твоей, теперь уже хранимой
Его молитвой силы неземной,
Его душою, что у Бога в руце.
И ты счастливым явишься домой
Для совершенья духа революций.
И не пойдешь проторенной тропой,
И утром, не по-зимнему весенним,
Душой прозреешь, хладной и слепой,
Уверовав, всего лишь, во спасенье!..

* * *

В феврале началось потепленье.
Далека еще песня весны.
Но во всем ощущалось томленье.
В каждой клеточке хладной страны.

Звон ударов светящихся капель
О глухую карнизную медь.
И смеялся мой добрый приятель:
- Ну, теперь можно и помереть.

А в глазах растворялись снежинки.
В жадном вдохе - надежда на жизнь.
И трезвонил трамвай без запинки,
Что теплее и ласковей высь.

...И все круче, по Божьему зову,
Рвутся в небушко птиц косяки.
Проявляются Божьи основы
Меж дерев у горбатой реки.

КОСТОМАРОВО

Иеромонаху о. Илие

Звонят в Костомарово.
Дивы - у неба.
И города Господа
Здесь отраженье.
Как звоны восторженно
Горы колеблют!
Душа переполнена
Этим движеньем.
В объятьях у вечности
Воды Кедрона.
В подземном теченье их
Светлая тайна.
И кружится небо -
Огромно, бездонно.
И бедной земли здесь
Сплошная окраина.
Отмеряй распятием
Путь на Голгофу.
И ангелы дни
Отмечают по четкам.
И Матери Божией
Солнечный профиль
В пещерном молчанье

Сияет так кротко.
Ночами в горе
Тихо молится кто-то.
И сестры творят
Тут молитву усердно -
Все так же, как Бог,
До кровавого пота.
И, как человек,
С тяжким горем на сердце.
И если хоть день
Мы прошли по привычке,
И если в России
Беда за порогом,
То, здесь, в Костомарово,
Молят сестрички
О нас, о России,
Распятого Бога!

На это свято место чудно
Господь монахов призывал.
И шла молитва неостудно
Среди небес да белых скал.
Не сотворены человеком
Здесь Дивы - дивный Божий труд.
Перстами - в небо.
Белым веком.
Над ними солнце.
Как лоскут

Земля затеряна в пространстве.
И под землей белым-бело.
И странник прекращал тут странствовать.
И небу оземь бил челом.
Господь так милостив! Он - рядом.
Сливался с небом тихий Дон.
Монахам край сей так отраден -
И Бог, и Русь, и храм, и дом!
В горах ископаны пещеры.
Там образки да свет лампад.
И отступает зло, ощерясь,
Когда Господь и «под» и «над».
И сердцем веруешь в преданье:
Особой святости земля!
Посланец шел за Божьей дланью.
Трудился. Подвиги являл.
Он был Андреем Первозванным -
Апостолом Руси Святой.
Тут дождь идет небесной манной!
И мрак - у Бога под пятой!

По пути на Голгофу -
Часовня Петра.
Здесь Блаженный нас всех принимает.
И какие б тебя ни терзали ветра:
Утешает, скорбит, понимает.

Бог открыл ему тайны при жизни еще.
О душе только пекся всечасно.
На земле еще был он за это прощен.
Как высоко небесное счастье!
Ночью заперт в сарае.
А утром - в расход.
Новой власти блаженных не нужно.
Серым утром прибавилось власти хлопот.
Нет блаженного! Только полдюжины
Комиссаров палят беспорядочно ввысь.
.. .Молят губы: Всевидящий Боже!
Ты прости это зло. Ты на Русь оглянись.
Ведь и жизни ей вера дороже!
Надвигалась война. Он весь ужас узрел.
Делал холмики ловко из пыли.
И желал он лежать на Голгофской горе,
Где до неба всего-то полмили!

* * *

Короткий зимний день -
Короткое дыханье.
Он к Богу отходить
Начнет уже в семнадцать.
И будет он укрыт
Заоблачною тканью,
Но с ложа темноты
ему ведь не подняться.
С утра звенел и пел,
Толкая с горок санки.
А к вечеру стал мудр,
Как старец седовласый.
Прощаясь на лету,
С дворцовою осанкой,
Закатной красотой
Пред вечностью обласкан.
Устало перед тем,
Как скрыться за домами,
Окинул дольний мир
Холодным тусклым взглядом.
И солнце до утра
В большом пустом кармане
Унес, как зрелый плод,
Из ледяного сада.
А утром, даст Господь,

Родится день-младенец.
И будет крик его
Метельный надрываться.
Пока весь Божий мир,
Как Ангела оденет.
И будет он блистать
До роковых семнадцати.

* * *

Перед грозой в поклоне день склонился.
Простерлись ниц устало ароматы
Цветов и трав.
День, как чернец, молился.
Шептал мольбы устало, виновато.
Как чувствуется в небе поступь Бога!
Ах, чья-то жизнь - кузнечик легконогий -
Все попадает Господу под ноги,
Сбиваясь с предначертанной дороги.
И молния, как Божий меч, блистает.
А стук в висках пронзительней и чаще!
Здесь, на земле, так далеко от рая
Стою, накинув тополиный плащик.
И сердце тает от тоски к травинке.
Такою же травинкой мир трепещет.
А я в любви, одной любви повинна
Перед грозой Божественной и вещей!

колокольный звон

Заметает дорогу листва.
И на звоннице с вещею грустью
Мой звонарь нашу степень родства
Осознает - и к счастью допустит.
Близко, близко я буду стоять,
Обнимая крылатые звоны,
Что взлетают в святые края,
Огибая и реки, и склоны.
Напитав и травинки тоской
По хрустально-сверкающей выси.
Изобильно покрыв мир людской,
Божьих звуков живительным бисером!

* * *

Ворон каркнет в чистом поле.
Тишь забьется под листом.
Все, что в травах было вольных,
Станет Родиной потом.
Ворог жадный сердце вынул,
Ветер горе бьет кнутом.
Все, что отдано в годину,
Станет верою потом.
Ой, ты, доля, русья доля!
Да казачий вечный путь.
Пляшет перекати-поле
На костях казацких тут.
Грады красны на Боспоре.
Люд купецкий, мастера.
Ой, ты время - сине море!
Это ль было не вчера?
Как на берегах высоких
Колокольный вздрогнет звон,
Не окинешь волю оком -
Вольный батюшка наш Дон.
Чтобы стала Русь Россией,
И стал Доном Танаис,
Как траву-то нас косили
Под разбойных ратей свист.
А как нехристьева сила
На Москву черно ползла,

Православная Россия
Лик «Владимирской» несла.
И нет краше-то убора
В русых косыньках Руси,
Жгучих маковок соборов
На покрове из ночи!

* * *

Куда-то поезд мчался.
В осень, что ли?
Был теплым поворот чугунных рельсов.
И крылышки вагонных серых шторок
Устало трепеща, на солнце грелись.
Чуть впереди качалась тень состава,
Имея право равное на бег.
Листва шуршала, как она ус-та-ла
Лететь покорно, слепо, без помех
На все четыре стороны.
И - странствуй!
Один листок прилип к моим губам.
Вещало радио - какой прекрасный транспорт,
Спешащий поезд к далям, к облакам.
Он покидал забытые местечки,
Немного с сожаленьем погудев.
Березы догорали, будто свечки.
Из тучи дождь тянулся, что кудель.
Он вез меня к тебе, мой добрый поезд,
В твои обетованные края.
И лиственницы кланялись мне в пояс.
Колеса пели в такт: с-воя, с-воя...

За мною мчались круглые колодцы
И деревеньки с домиками в ряд.
И я прощалась с чуждым инородством,
Спешащий поезд мчал меня назад.
Все позабуду: горести и раны Душевные.
И в сонном блеске дня
Прибуду я ни поздно, и ни рано
На Родину: к тебе, к себе, к корням!

* * *

Может, снились наши разговоры
На печи усталым сельским днем?
На дворе дожди скреблись, как воры,
Грелись птицы в воздухе парном.
От избы куда вела тропинка?
Мы не знали, прячась в детских снах.
А лучи сражались в поединках.
На дворе - хозяйкою весна!
На плетнях кувшины, как матрешки.
И, казалось, у порога - Дон!
Мы теснились шумно у окошка.
А окошко - с дедову ладонь!
И в округе звонкой синей-синей
На печи мы плыли.
Простаки!
Знали, что зовется мир Россией.
Даже за бескрайностью реки...

* * *

Звон колокольный затихнул.
Солнце зашло за рекой.
Город, с названием Тихвин,
Дремлет под Божьей рукой.
Пред чудотворной иконой
Плещется свет неземной.
Станем и мы «время оно».
Будем чему-то виной.
Вехам кровавым и вихрям:
Светлой мольбой монастырь
В Богоизбраннейший Тихвин
Тихо вплывает.
И ширь
Мира подъем лет высоко.
У Богородицы врат
Тихвинский образ с востока
Крестному западу брат.
Веры живительной опыт
Тихвин в молитвах хранит.
Льется молитвенный шепот-
Крепче пращи и брони.

СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ

И все же я оттаяла, оттаяла.
В родном краю сова что соловей!
Метели за окном несутся стаями.
Апрель - за ними - всех живых живей!
Как светлый Ангел в голубом сиянии,
Ступает по простуженной земле.
Мне возвещает о святом свидании
Души с весенней сонностью полей,
Манящих бесконечной вольностью.
С есенинской печалью и мольбой,
Чтоб рожь ходила огневыми волнами.
Чтоб от колосьев вечер плыл рябой
Над Русью с одурманенностью сенною.
И воздухом насытишься до дна.
И вдруг поймешь, что вся-то Русь Есенина
И для него, и для тебя - одна!

Колокола печаль забыть велят.
И от капели просто нет спасения.
В окне с раскрытым томиком школяр.
Себе и миру дарует Есенина!

И заливает вечер стылый синь.
И от берез белым-бело на пристани.
Да пусть и мир ты весь исколесил,
В Россию нужно вглядываться пристально.
Она чарует тихо, не спеша.
Из сердца вон, да с глаз долой, попробуй-ка!
Пока дойдешь до всплесков Иртыша,
Укроешься полями да сугробами.
Ее судьба не райской птицей петь,
А привечать задумчивостью Божией.
И за нее все ж легче умереть,
Когда душа с ее душою сложена.
Ведь знаешь, что падет капель с небес,
Как слезы с глаз, на эту твердь Всевышнего.
И звуков колокольных чудный блеск
Пространство, распахнувшееся, вышьет все.
И о тебе расскажут всем поля.
В России нет и мертвому забвения.
В окне закинул голову школяр,
Захлебываясь от любви Есениным!

* * *

Спите, спите, полонянки,
Во чужих краях века.
Вы, невольницы-дехканки.
Вам родные - облака.
Как прабабушки Прасковьи
Во мне карие глаза.
И русявость из Московьи.
Да строптивость, что лоза.
Но строптивых Бог не ценит.
А ордынские сыны
И досель в плену у пленниц
Из русявой стороны!
Вот и вышло все по-Божьи.
Ох, и дивен Божий край!
В нем печаль костей не гложет.
В нем и косточкам-то рай.
От прабабушки Прасковьи
Мне остался чудный плат.
На нем алы маки - кровью!
Кисти золотом горят!
Астраханская землица..
Родней не было, и нет.
Христианки, как вам спится?
Как вас греет Божий свет!

СИНИЦА

Поплакать над ее судьбой?
За этим ли пришлось родиться?
И плачем.
Плачем, Боже, мой!
Россия ведь - в руке синица.
И взгляду ближе облака.
Вослед за журавлиным клином
Привычно тянется рука.
Но стоит родину покинуть
(Коль был ты в малом обделен.) -
Душа тоскует.
И не спится.
А счастье-то - в руке синица!
И жил ведь, далью окрылен,
Что гулко пела в куполах,
Хоть манит клекот журавлиный.
Но вдруг ворвется в сердце страх.
Синица снится, звон малиновый!
И в ночь бросаешься, в метель.
В Россию - плакать да молиться!
Там звон, распутица, капель...
И чувствует рука синицу.

* * *

Пусть хвалиться судьбой не пристало,
Но на пестром ее полотне
Маки кланялись с ласкою алой
И акации плыли, как снег,
Вслед за нами в окошке вагонном...
Словно родичи нам, тополя,
Все шумели, шумели вдогонку,
Что осталась здесь наша земля.
Ты ушел, «Афанасий Никитин»,
За три моря, а я все ждала.
И молилась со мною обитель.
И от горя - земля мне мала.
Ну, а Бог, - Он всегда милосерден.
Сторона, что мила, обняла.
И звала меня Доном, как сердцем,
И манила. И вновь приняла.
И послал Господь единоверца.
На плечо прилетел голубок.
Кто на Родину ропщет, да сердится,
У того и исток не глубок.
Ты прощай, «Афанасий Никитин».
Мне не надо банановых стран.
Вы, акации, знаю, простите.
Я не гость, что не зван и не ждан.
Что гордиться судьбой молодою?
Дал бы мудрости Бог нам глоток!
Я-то, может, России не стою,
Да на мне материнский платок!

* * *

Купол, да небо, да ветки.
С детства родимый пейзаж.
И ощущение ветхости.
Даже гроша и не дашь
За вековое пространство.
Грубой работы сукно.
Только вот долго до странности
Смотришь да смотришь в окно.
И замечаешь, как аист
Верно кружит над гнездом.
Хладным отечеством маясь,
Кутаешь дымом свой дом
От костерка на макушке
Горки с пожухлой травой.
Русь моя - курья избушка!
Снежный покров - гробовой.
Стынешь да стонешь, а краше
Лика мне не увидать
Ворот рванешь да и спляшешь,
Не прекращая рыдать.
И не водой наговорной,
А теплым звоном с небес
Манишь смятенно-покорно,
Не предвещая чудес!

КУИНДЖИ

Сумрачный свет от полотен Куинджи.
Сердце блаженствует.
Не суесловь!
Может, от хвори излечишься им же?
Может, забудешь, что ты птицелов?
Выпустишь птиц в этот свет безымянный,
Что именуется жестко холстом.
И забредешь в голубые поляны.
И засвистишь, и заплачешь клестом.
И вдруг поймешь, отчего в тяжких кронах
Приговоренность к родимым местам?
И перед ликами
Божьих сторонок
Тихо засветишься, верностью став.
Как умудриться вместить в эти рамы
Мир, утопающий в голубизне?
Вечно Россия жива мастерами!
Светит оконце России во тьме!

* * *

Российские зимы - колодцы глубоки.
Утонешь надолго с зимой вековать.
Слоняются ветры средь мерзлой осоки.
И где-то под небом летают слова.
И в Божьи пределы льняная дорога
Тебя будет долго вести средь снегов.
На дереве месяц.
Как буйвол.
(Ну, трогай!)
Повез тяжкий воз, молчалив и суров.
И только и встретится шустрый зайчишка,
Пугливо нырнет навсегда в белый свет.
Ветелка склонится в кургузом пальтишке.
Да ворон на кладбище глянет в лорнет.
И вовсе не боязно тут и застынуть,
На чьем-то погосте с горелым крестом.
И выльется в слезы России простынность,
Как в храме святом, пред Великим постом!

* * *

Маме моей и дяде (отошедшему ко Господу)
посвящается

Высокие донские берега.
На мостиках белье молотят бабы.
За хатами - пахучие стога,
От тяжести склонившиеся набок.
А ты уехал в город от щедрот,
Которым счета ангелы не знали.
Поляны земляничной алый брод
Среди донских бездонно-синих далей.
Синиц кормили мы в саду с руки.
Господь нам улыбался из-за тучи.
Что есть у туфель шпильки-каблуки,
Я разглядеть успела с белой кручи.
А ты уехал все же на тот свет.
Оборвались следы от босых ножек.
Ты обещал диковинных конфет.
И босоножки из заморской кожи.
А сам испил из лужицы воды.
Замолк навек, обросши «козьим пухом».
Упал на дно сестрицыной слезы
Иванушка с прогорклым русским духом!

Аленушка молила небеса:
«Пусть даруют обличье человека!»
Откуда ж в русских сказках чудеса?
Пожизненна сестрицына опека!..

* * *

Блаженствует октябрь на крыльях тишины,
Хотя среди ветров идет неразбериха.
О сей поре они привыкли мчаться лихо,
Пока не подрастет счастливый ветр весны.

И дремлет сторож тьмы. И не спешат вскрывать
Осенние ручьи оранжевые вены.
И мир листает сны. Но вот на авансцену
Пожаловал октябрь задумчиво сиять.

Но, полно отдыхать. Играет рысий глаз!
Весь этот бренный мир взяв под свою опеку,
Октябрь входит раз в заплаканную реку,
Явив на краткий миг почти что Бога власть!

А я благодарю небес бесценный дар.
Бреду среди листвы тускнеющих могилок.
И лиственниц тела за мной бредут нагие.
Они врастут в октябрь, как щепочки в янтарь.

И я врасту в него златою головой.
И век врастет в него комариком уставшим.
Иного часа сын в следах поры истаявшей
Отыщет нас в пыли прибрежно-огневой.

И будет целый свет в ладонях удальца.
(Октябрь свет пронес под небом, как хоругви!)
Он станет янтарем на шее у подруги.
Нам также на Нерли храм Покрова мерцать

Не устает века, являя древний вид.
Ах, вот благой удел: соринкой в Око влипнуть.
Октябрь, остановись! Ведь Бога не достигнуть.
Лишь захлебнешься сам в чахоточной крови.

ПРОЩАНИЕ С РОДИНОЙ

Уходили молодцы
В чужину сражаться.
Оставляли молодцы
Во дому богатство.
Первый мамку старую.
Другой женку ладную.
Третий дочку малую,
Красу ненаглядную.
Как сразила молодцев
Пуля злая вражия,
Так и стали молодцев
В небеса проваживать.
К первому-то матушка
Да с белой головушкой:
За меня, родименький,
Отдал свою кровушку.
К другому-то - женушка.
Слезой умывается:
Как мне, сокол ясный мой,
Без тебя жить-маяться?
Ну а третий молодец
Обнял ствол березовый,
Что шумит-качается
Во дому меж грозами.
«Да мое ж ты дитятко,
Одно бесталанное!

Твоего-то батюшку
Взяло поле бранное.
А твоя-то матушка
Сама Богородица!
И она мне, крестному,
Великая сродница.
И за дочь любимую
Сердцем в поле стыну я.
Я и с неба, дочушка,
Буду тебя пестовать.
Стану Божьей ночушкой
Золотые крестики
Опускать на главушку
Русу, с гордой выюшкой.
Чтоб жила ты в славушке,
Дочушка Россиюшка!».

* * *

В тихом доме за окнами
Тихо рдеют настурции.
Тихо женщина окает.
Стихли часики куцые.
В добром доме на лавочке
Дед да кот сонно бодрствуют.
Левитан - на булавочке.
На столе - руки черствые
Темной горкою сложены.
Ни с тоски, ни с усталости,
Ни с того, что век прожили
Без какой-нибудь малости.
В светлом доме не стрелочкой
Время скачет по цифиркам -
Русой маленькой девочкой.
Жизнь не иксом, не игреком -
Теплой черствою горкою
Строгих рук.
Женским оканьем.
Хлебной вечною коркою.
Сизой далью за окнами.

* * *

Все будто бы было слегка -
На грани предзимья и плача.
И гладила Божья рука.
И радовал сердце калачик.
Пусть где-то метели в пути.
И жизнь, как игра, наудачу.
Звени, соловей мой, лети.
А то не сдержусь и заплачу.
Скажу: не пущу на порог.
Но будет мне милость Господня.
Мой час сладко спал, как сурок.
А вот пробудился сегодня.
И так удивителен миг,
Осмыслен нежданным приходом,
Что даже и смех обронив,
Назло всем делам и погодам,
Стоим на пороге зимы,
Глазами обиды прощая,
Дорог не изведав прямых,
Надеждою путь освещая.
Ты годы удачно вместил
В судьбы рюкзачок за плечами.
А я изо всех бабьих сил
Не выла в подушку ночами.
Подумала - это не ты,
Такой ненадежный и скрытный.

Я тихо молила святых.
Но дверь всепрощающе скрипнув,
Впустила тебя на порог:
Ну, вот он: смиренный, заблудший.
Я тихо вздохнула: «Мой Бог,
Придется быть дщерью послушной!..»

Мы утонули в этом захолустье:
В снегах, в любви, в высокой тишине
Зимы глухой, с ее веселой грустью.
Со светом белым лишь наедине.
Забытые. Дышали зимним небом.
Сейчас мы говорим, что это сон.
Да что еще у Господа и требовать?
Я - Пятница. А ты - мой Робинзон.
И не было бы никаких терзаний,
Останься мы на островке тепла.
Зима, зима - пропащая Танзания
Российской глуби, Божьего села.
Соседка, пробираясь сквозь малинник,
Нас одаряла хлебом с молоком.
За нею кот, как будто полем минным,
Шел осторожно, верностью влеком.
Все крики утопали в снежных далях.
Лишь колокол к заутрене звонил.
Ржавел велосипед, качели спали,
А сторож техники от горькой жизни пил.
И говорил, глаза тараща: «Боже!
Твои два олуха помрут здесь, ей же, ей».
И по ночам его «святая» рожа
Нас освещала парой фонарей.
Не ведали мы страха и унынья
В забытой хате с множеством икон.

Нам сторож распевал про Инезилью,
Чтоб вышла поскорее на балкон.
И нам казалась вечность Божьей дудкой.
И только плакала ревнивица-метель,
Что двое тут, лишившихся рассудка.
И призывала в помощь нам апрель!..

РУСАЛКА

Ой, душа славянская
Да житье селянское.
Речки-рушники.
А судьба смутьянская.
Сторона иванская.
Гибнут мужички
От веселой водочки
Да лихой молодочки.
Коротки деньки!
Я пойду-ка к озеру,
Синему да с проседью,
Утоплюсь с тоски.
Стану я русалкою
Да с глазами жалкими,
С телом золотым.
Выйду в полнолуние
Сладкою певуньею,
Где огонь да дым.
Там сидят охотнички
До любви охочие.
Бражку пьют да врут,
Что русалка выплыла,
Обняла да кликнула
В рушниковый пруд.
Говорила ласково,
Заманила сказками

«О любви без сна.
Как кувшинка белая,
Обвилась вкруг смелого.
Не достать со дна...

* * *

Беспокойным кузнечиком лето
По душе проскакало звеня.
На свое расставанье не сетуя,
Мы расстались на краешке дня.
Поезд тяжко вздохнул.
И устало Начал песню чугунных колес.
И последнее слово упало.
И не стало ни боли, ни слез.
Вслед за поездом строго и чинно
Прошумел станционный лесок.
От осенней великой кручины
Он всего-то был на волосок.
Ты привыкнешь к вагонным остротам
И к пейзажам в квадрате окна.
Бесконечны их мир и щедроты.
Им слеза нутряная цена.
И к улыбкам попутчицы бойкой
Ты привыкнешь в беспечном пути.
Только память потерянно ойкнет,
Когда с мира листва облетит...

НЕЗАБУДКА

Люблю этот мир, разъяренный и хрупкий,
Где морем березовым светится Русь,
Где перед домами цветут незабудки.
И ты, уходя, обещаешь: вернусь!

Со ставнями домики - добрые лица -
Так по-матерински глядят тебе в след.
А ты с незабудкой - веселый - в петлице
Уходишь куда-то на тысячу лет.

Ты вовсе не знаешь, шагая, про это.
Ведь там, впереди - удивительный мир!
А он так легко попирает поэтов.
В нем все, как в Завете, затертом до дыр.

Народы воюют. Корысть и измены.
Вожди да философы с Богом на «ты».
Стоишь с незабудкой в грязи по колено.
И не для тебя все иные цветы...

* * *

А дева все плачет над быстрой рекой.
Ей Дон, как отец. Он родной и седой.
Тут ивы да ветры ей вторят с тоской. .. .
По Дону гуляет казак молодой!

А сердце так тает от этой тоски.
А Дон утекает в глубины веков.
И звезды на ивах тут, как образки,
Качаются меж голубых облаков.

Тут воля со смертью в обнимку, как встарь.
А слезы на камне застыли слюдой.
Тут младости русской забытый букварь. .. .
По Дону гуляет казак молодой.

А дева все плачет. А Дон все течет...
И полчищ агарянских нету следов.
Здесь только поклоны, любовь да почет
У древних донских золотых берегов.

И, кажется, воздух не пахнет грозой.
О чем дева плачет над быстрой рекой?
Вот только у мамы напев со слезой .. .
По Дону гуляет казак молодой!

ЗИМА В РОССИИ

Одолела нас слякоть да грязь.
И во граде моем солнцеликом
Прет из щелочек всякая мразь,
И живем в отупении диком.
Город должен давно быть в снегу.
Он дышать хочет чисто-морозно.
А сейчас я смотреть не могу
На такое погоды уродство.
Я уйду, улечу, убегу
От ветвей тараканьих усатых,
От тоски на прогнившем лугу.
Я умру, коль не грянет касатик -
Белый-белый и ясный, как Бог, -
Снег - со всею декабрьскою мощью,
Перепутав все русла дорог.
Сквозь него пробирайся на ощупь.
Он залепит все щели, все дни,
Из которых ветра с черным свистом
Забивали из хлопьев родник,
Что с небес заструился искристо.
Он и выявит русскую прыть.
Все Емели с печей послезают.
И пойдут его яростно крыть,
До небес доораться дерзая.

Станет тихо и кротко везде:
И на сердце, и в душах усталых.
Только снег-скоморох на дуде
Нам сыграет чуть слышно и шало.
Наряди мою Русь поскорей.
Ах, Снегурка в парчовой шубейке!
Не к лицу ей костлявый репей
На батрацкой сырой телогрейке...

А снег взошел на трон российский.
Он обелил всю черноту.
Он на просторах евразийских
Восславил Бога на лету.
Он бил челом. Он клал поклоны.
Как благодарность велика!
Он от Сибири до Коломны
Тек, словно белая река.
Он всю рассудочность заснежил
У человеков в один миг.
Он утром пахнул. Чистым. Свежим.
Он не земли - сердец достиг.
Он был владыкой и поэтом.
И нищим брел на небосклон.
А кто-то мнил, что конец света.
И поделом, да, поделом,
В грехах увязнувшей России.

Ей хватит ныть. Ей сколько пить?
А снег лепился к некрасивой...
Ей Божью волю прочил: жить!
И возводились горы, замки
Из снега шумными детьми.
И уносили души санки
Из вечных пут, из вечной тьмы.
Теперь не бросишь грязный камень.
Снежком - в чужой лишь огород.
Вздымало небо белый пламень
До раскачавшихся высот.
И вовсе не было досады
На мерзлый путь, на холода.
Из храмов слышалось: «Осанна!».
На скромность сел, на города
Снег сыпал Божьей благодатью.
И было чудо из чудес:
Россия в подвенечном платье
С благоволения небес!

За рекою спят погосты.
Филин душу холодит.
И чуть слышно стонут кости.
Ветер средь могильных плит
Ходит-бродит одиноко.
В дальних избах теплый свет.
И луны пустое око
Над крестами тыщу лет.
Выйдет сторож из сторожки.
Гордо смотрит на кресты.
Прогульнется по дорожке.
В лоб воткнет крюки-персты.
Глянет за реку на окна:
Кто там завтра на покой?
Глянет в небо: «Каб не мокнуть.
Боже, души упокой!»
На часовенку поглянет:
Не замерзло ли крыльцо?
«Хуч комиссия нагрянет,
Не ударим в грязь лицом».
Побредет назад в сторожку.
Тишь разрушит славный храп.
Стукнет смерть косой в окошко:
«Не храпи так, Божий раб!».

* * *

Кошкою черной молва пробежала.
Дышит меж нами Горыныч огнем.
Я ожидаю «стрелу» у вокзала.
Ты «заливаешь» вину ясным днем.
В Питер уеду, где белые ночи.
По-великаньи зевают мосты.
У Исаакия всплачу:
«Мой Отче, Сердце открыто и мысли чисты».
Знаю, тебе дома вовсе не спится.
Ты подобрел.
С горя в стелечку пьян.
Грустные, грустные
Ангелов лица
Крыльями скроют от Господа срам.
В Питере мне непременно приснится
Тихий твой голос, родное лицо.
Вновь у вокзала.
Мне только б не сбиться,
Не проскочить дорогое сельцо,
Где ни мостов, ни соборов.
Лишь вьюга Душу вынает да кровь леденит:
«В Питере вовсе пропала подруга,
Нет у нее ни друзей, ни родни».

100

Вот и не знает, что мне Исаакий
Дом и отрада, любовь и покой.
Мне и Нева - моя крестная матерь -
Машет вослед серебристой рукой.
Мне и мосты утром верные други.
Сопровождают меня до «стрелы».
Только б метель ты не выбрал в супруги.
Только б домчаться скорее молвы!

101

* * *

Сронила колечко
Со правой руки.
Истаяла свечка
У Божьей щеки.
Платком вековечным
Смахнула слезу.
Я в путь звездно-млечный
Все годы везу.
Все розы, все крики.
И боль, и обман.
Свет Божьего лика.
И красный сафьян
Сапожек России.
Раздольный напев.
И дролю Василья,
Что спит, захмелев.
Венчальный наряд я
Отдам небесам,
Даст Ангелов рать мне -
Звезду в волоса,
Чтоб путь был светлее
В Господни края.
И свечка теплеет
У Бога моя.
Добрее сердечко
У Божьей щеки.

102

Сронила колечко
Со правой руки.
Да кинула в речку
Родимой тоски...

103

ЛОХМАТКА

«Вот придет Лохматка, -
Причитала бабка, -
У него-то когти!
У него-то шапка!
Схватит тебя в лапы,
Увезет далеко,
Если будешь плакать,
Ангел ясноокий».
Я гляжу в окошко.
Не дышать стараюсь, -
Не идет Лохматка.
Годков тридцать маюсь.
Бабке вышел срок уж -
В небесах вздыхает.
А в окошко утро
Смотрит. Рассветает.
Не пришел Лохматка.
Угорел родимый От
бобровой шапки.
Только в поле дым вон.
На горе высокой
Камни, словно когти.
Рты раскрыв, ребята
Восклицают: «Ох, ти!».
Что же ты, Лохматка?
Я б тебя любила!

104

Киселем молочным
День и ночь кормила б.
Власы бы чесала.
Состригла все когти.
Стал бы ты, Лохматка,
Раскрасавец. Ох, ти!
Девки деревенски
По тебе бы сохли.
Во ручье бы с горя
Все б они утопли.
И живу, страдая,
Я, твоя касатка,
Пса ласкаю нежно:
«Ах ты, мой Лохматка!».

105

ЛЕБЕДИНЫЕ КРАЯ

Как за белым садом кликну
Белых-белых лебедей.
Принесите к Божью Лику
Мои слезы за людей.
Мы живем-бредем по свету
Меж сумою да тюрьмой.
Только вплыли в красно лето -
Жизнь уже глядит зимой.
Растреклятая жестянка!
Был ведь в поле маков цвет.
А теперь одна изнанка
Удаляющихся лет.
Хорошо жить лебедь-птицей:
Можно к Богу в облака,
Если ночью вдруг приснится
Горя черная река.
А мы люди не крылаты.
Нам земля навек дана.
И на небе Боже Святый
Наши знает имена.
Как ласкало сердце женкам:
«Лебедь белая моя!».
Прозывалась Русь-сторонка -
Лебединые края.

106

л л л

Мне на голову свалились небеса
Белым снегом. И открылась, наконец,
Наднебесная далекая краса.
В ней сияет мир, как Божий леденец.

В ней из терема святитель Николай
Крестит землю белоснежною рукой.
И Апостолы поют у входа в рай.
И течет молитва вечною рекой.

Ну, а голуби, а голуби летят,
Как снежинки, во церковные дворы.
И садятся на головушки ребят.
И приносят им духовные дары:

Ласку-мамку, милых нянюшек-сестриц.
Станет босенький юродивый плясать.
Он на ножки спросит пару рукавиц,
Да и ляжет под сугроб дремучий спать.

Он увидит Божьи Земли и меня,
Всю в небесных клочьях ваты и бинта.
И душа его промчится ввысь, звеня,
А моя душа похожа на крота.

107

Ослепил ее земной веселый блеск.
И стою я, вся изранена судьбой.
И не снег скользит по мне, а кровь небес.
И иду я на «врага» в последний бой...

108

* * *

На окнах шторки белые.
На них голубки парами.
С картин амуры смелые
В них целятся усталые.
Ну, а голубкам весело
Глядеть на их старания.
Ах, как же страшно тесен мир
В окошечке с геранями!
Он до сих пор хранит уют
Помпезности диковинной.
Голубки молча свет клюют.
Амуры в свет закованы.
Они прожили уйму вер:
И в Бога, и в цареву Русь,
И в мировой СССР!.. .. .
...Однажды я туда вернусь.
Пройду скрипучей горницей.
Амуров в небо выпущу.
Что им тут бедным горбиться?
Билет до Рима выпишу.
Ну, а голубки пусть летят
Во храмы злато-звездные.
Пусть им века вослед свистят,
Отверзши ночь морозную.
Я в доме буду тихо петь
У звездной бездны на краю.

109

Мне будет в глазоньки глядеть
Ночами верный Кот-Баюн.
И будет сказочно добра
Ко мне округа дальняя:
Муниципальная дыра.
Любовь провинциальная!..

110

* * *

Две горлинки сидели
На золотом песке.
В глаза мне поглядели.
Ох, жизнь на волоске
Моя висит и плачет.
И хочет сладкой быть.
А ей сулят иначе
Две горлинки кружить.
Полынными степями
Ей ноженьки колоть.
Небесными цепями
Обуздывать ей плоть.
Серебряной росою
Ей плакать. Ждать рассвет.
Ракитою босою
За милым тыщу лет
Брести простоволосой
До самого конца.
Туда, где косы косят
Любого удальца.
И радостно умыться
Водой из родника,
Чтоб горлинкою взвиться
В дом Отчий на века!
Две горлинки воркуют
И ходят вкруг меня.
Вот жизнь вмещу в строку я.
И стану им родня...

111

Топчите травушку живую,
Буланый конь и вороной,
Пока на воду в речке дую,
Чтоб храм явился золотой!
Чтоб указал и перст Господень:
Вот вам удел, и весь, и страж.
И нет для вас теплее родин,
Чем этот тающий пейзаж!
Он даст покой вам и смиренье.
Он вам и дом. В нем свет - стеной.
Он снизойдет, как озаренье!
Буланый конь и вороной
В траве купаются, как в море.
И что на воду дуть в реке,
Когда и Родина в разоре,
И мир не в Божией руке...

112

* * *

Я расправляю крылья потихоньку.
Они примялись по дороге в сад.
Мне из ночной рубашки очень тонкой
Их смастерила мама наугад.
Она, не веря в Ангелов нисколько,
Считала все же, что ее дитя
Из всех - одно лишь - Божий Ангел только.
И говорила это, не шутя.
Ах, мама, ты совсем не ошибалась.
У Ангелов ни дня нет без слезы!
Ты думала, что дочка - Божий баловень.
И Господу показывать язык
Ей разрешится за слова чудные,
С которыми (не с куклами, как все)
Играла, строя замки расписные,
Над солнечной травинкою присев.
И улыбались взрослые учтиво.
О, Господи, да в том сомненья нет,
И мама, себя чувствуя счастливой,
Не сомневалась тоже: дочь - поэт!
Не знала, моя бедная, о власти,
Что дал словам, как грозным львам, Господь.
Ты голову суешь уж точно в пасть им.
Душа трепещет, позабывши плоть.
Так рисковать - цена столь дорогая!
И мыслишь: Отче, плен сей разорви.
Словами, как руками, обнимая
Дитя-строку из муки да крови...

113

* * *

Под окнами белые липы
Окрасил багровый закат.
Душа моя к небу прилипнет.
А тело - дано напрокат.
Вот телу всю жизнь и неймется.
Оставят: во что ни рядись!
Душе, может, Бог улыбнется?
А телу - стыдись да стыдись.
То ростом не вышло, то руки
Тонки, да не в меру нежны.
Какой-то назойливый трутень!
Мешает пробиться в княжны
Душе предобрейшей и слезной.
Грустит она в теле-тюрьме.
И вроде совместно, а розно
Живут, от тоски онемев,
Как вечные горе супруги!
А я помолюсь, разберусь.
Скажу: «Драгоценные други,
Судить да рядить не берусь». .. .
На душу надежды не будет,
Коль телу во всем потакать.
Что в теле, как в грязной посуде,
Бессмертную душу таскать?!
«Уймись, мое милое тело.
Душа, устыдись, не ропщи».

114

Я, неба хлебнув, захмелела.
Хлебаю крапивные щи.
Земелюшке кланяюсь в пояс.
А небо - на спинке горбом!
Когда-нибудь им я укроюсь,
Пробивши земелюшку лбом...

115

* * *

Птицы в небе - к ясну дню.
Бог им хлебушка насыпал.
Обе бабки на Дону
Ели аржаной, не ситный.
Дарья - песенна река.
Степанида - Русь смиренна.
Знают звезды, облака -
До четвертого колена
Моим предкам Дона высь
Да земелюшка царева,
Да судьбина Бога близ.
Так утюжили к Покрову
Черноземные поля.
Русь сияла, как яичко!
У них косточки болят.
Отдыхать им с непривычки.
И гляжу я ввысь впотьмах:
Кто там по небу все кружит?
Дед Серега, дед Кузьма.
Смотрят: как земельке служат.
И грохочет там, как гром,
Их заезженная бричка.
Им и небо - родный дом.
Русь - родимая синичка.
Я предстану средь ночи
Пред их слезны, ясны очи.

116

Внучка ваша, не ворчите.
И дончанка, между прочим.
Прогудят колокола,
Воздохнув, во след пришельцам.
Как там, на небе дела,
За дождей веселым шелестом?
Да за тридевять земель!
Здесь сладки меды, да грустно,
Что не взять с собой отсель
Дона ласковые гусли.
И иголок от сосны
Не набрать в подол рубахи.
И березовой весны -
Одуванчиковой пряхи -
Не возьмешь земную шаль,
И росы в ладоньей лодке,
И российскую печаль,
Из которой воздух соткан...

117

* * *

Осень.
Месяц над домом - галошею,
Да таинственный шорох листвы.
Без тебя стану женщиной с прошлым я.
Жизнь начнется с осенней главы.
Там дождинки растянутся буквами,
Ведь окно, как зачитанный лист -
И его, тишиной убаюканный,
Клен читает - седой гимназист.
«Тили-тесто», - тиликала улица
В добром детстве нам радостно вслед.
А теперь, как старуха, сутулится
Моя осень, закутавшись в плед.
Облака, словно замки воздушные.
Дверь закрой - и ступай в небеса.
Мне с тобой, как с игрушкою плюшевой,
До могилы от счастья плясать.
И звенеть будет смех колокольчиком.
И с лица буду долго бела.
И ничуть мне не страшно, нисколечко,
Что листва белый свет замела...

118

* * *

Без слез, без слов Матрену хоронили.
К тому ж - страда. Нет дома без хлопот.
Жару кляня, гроб повезли к могиле
На самой никудышной из подвод.
На свете зажилась Матрена.
Только С войны одною памятью жила.
Хатенка, как оставшаяся донька,
Глядела вслед, от горюшка бела.
И в холмика податливый суглинок
Воткнули старики дубовый крест.
И вереницей сестринских косынок
Застыли скорбно облака окрест.
А на поминках стихли разговоры.
И фронтовик, рванув больной баян,
Шагал, шагал по памятным минорам,
Как по воскресшим заново боям.

119

* * *

Еще не старость, но уже
Сентябрьский ветер сиротливо
Тихонько гладит проседь ивы.
И хочется костер разжечь

Под вечер в сумерках души.
Горчащий дым вдыхать и слышать,
Как утомленно роща дышит,
Свой ежедневный путь свершив.

Нам зрелость мудро дал Господь.
Прости мне, молодость, мечтанья.
Вот завтра встану утром ранним -
Не посмотрю, что ропщет плоть.

Отправлюсь в путь, в святой удел.
В Задонск, или же к Серафиму,
Где нет усталых, нелюбимых,
И люд добром не оскудел.

120

* * *

Ясно в душе моей.
Сумрак во храме.
Ладана запах
Смешался с цветами.
Ладана запах заоблачно вещий.
Запах цветов
Обнимает с ним вечность.
Ходят меж нами тут
Ангелы тихо.
Мчится за ними
Из запахов вихрь.
Чисто на ликах
Святых оседает.
Плачет о жизни
Старушка седая.
Девушка в джинсах
Горько храбрится.
Ладана запах
Из щелей сочится.
Жизнь обнимает
Так сладко и душит.
Девушка в джинсах
Господа слушает.
Я отрекаюсь
От дел заоконных.

121

Я куполов вижу
Лоно бездонных.
И предо мною -
Иисусова у часть:
Ладана запах
И крови текучесть.

122

* * *

Над памятью моею - журавли.
Колышутся их ангельские крылья.
Баюкают седые ковыли
Донскую тишь. Отеческою пылью
Скрепляя наше вечное родство
С рекою детства и со старым садом,
В котором каждый терпкий липкий ствол
Обласкан был моим счастливым взглядом.
Я счет вела кукушкиным «ку-ку»,
А журавли тянули в клювах небо,
Напоминая белую строку
На голубом листе. И я на гребень
Холма взобравшись, считывала грусть
С донских просторов, что манили предков.
И уронил мне перышко на грудь
Смешной журавлик, заплутавший в ветках!..

123

Содержание

Вячеслав Лютый. Плывут и плывут облака............5

УТРО

«Манило поле желтой рябью...»...............................9
«Свет струился от осины...».................................... 10
Небо детства
1. «Небо плыло голубым покоем...»................... 11
2. «Небо состояло из листвы...»........................... 11
«Так славит ночь, безумствуя, сверчок!..»............. 13
Утро............................................................................ 14
Прощание с Иссык-Кулем........................................ 15
«Бабочка сидела на цветке...»................................. 16
«Чистят ковры на воскресном снегу...»................. 17
«Зимой я всегда вспоминаю...».............................. 18
«Я люблю эти книжечки...»..................................... 19
Олениха......................................................................21
«Вот и эта минута осталась во тьме...»...................22
«Карета подана к подъезду...».................................23
«По небу, по самому краешку...»...........................24
«Секундная стрелка не дремлет...».........................25
«Остановка. Будка телефонная...»...........................26
«Торговка луком...»..................................................28

124

Дорога........................................................................30
Туман.........................................................................31
«В самолетике этом что проку...»..........................32
Летний вечер.............................................................33
«Жараопустилась на город притихший...»............34
Маме
1. «Среди осенней зелени пожухлой ноготки...».. 35
2. «За полночь. И только плачет ветер...»............36
«Туманы над речкой колечками...»........................37
Генеалогия
1. «Грибная осень. Новой бочки...»....................38
2. «Подросток с фосфорным лицом...»..............38
«На пальчиках - к тонкому месяцу...»....................40
«Богу-Богово...».....................................................41
Моя душа...................................................................42
«Благодарю Тебя, Господи!..».................................43
«Я знаю, как листья дышат на крыше...»................44

ДЕНЬ

«Разорванность неба, неприбранность марта...» .. 47
«Батюшка. Батюшка...»............................................48
Соловки......................................................................50
«Возможно ли влюбиться в небеса?..»....................51
«Из трав-в ладонь мелодия сверчка...»................52
«Березовый лесок за церковью дремал...».............53
«Искусственных цветов не приносить...»...............54
«В феврале началось потепленье...»..........>............55
Костомарово
1. «Звонятв Костомарово ...»...............................56
2. «На это свято место чудно...»..........................57

125

3. «По пути на Голгофу...»...................................58
«Короткий зимний день...»......................................60
«Перед грозой в поклоне день склонился...».........62
Колокольный звон.....................................................63
«Ворон каркнет в чистом поле...»..........................64
«Куда-то поезд мчался. В осень, что ли?..».............66
«Может, снились наши разговоры...»....................68
«Звон колокольный затихнул...»..............................69
Сергею Есенину
1. «И все же я оттаяла, оттаяла...»........................70
2. «Колокола печаль забыть велят...»...................70
«Спите, спите, полонянки...»...................................72
Синица.......................................................................73
«Пусть хвалиться судьбой не пристало...»..............74
«Купол, да небо, да ветки...»....................................75
Куинджи.....................................................................76
«Российские зимы-колодцы глубоки...»..............77
«Высокие донские берега...»...................................78
«Блаженствует октябрь на крыльях тишины...».....80
Прощание с Родиной................................................82
«В тихом доме за окнами...»...................................84

ВЕЧЕР

«Все будто бы было слегка...».................................87
«Мы утонули в этом захолустье...».........................89
Русалка.......................................................................91
«Беспокойным кузнечиком лето...»........................93
Незабудка...................................................................94
«А дева все плачет над быстрой рекой...»..............95
126Зима в России
1. «Одолела нас слякоть да грязь...».....................96
2. «А снег взошел на трон российский...» ..........97
«Зарекою спят погосты...»......................................99
«Кошкою черной молва пробежала...».................100
«Сронила колечко...»...............................................102
Лохматка...................................................................104
Лебединые края.......................................................106
«Мне на голову свалились небеса...»....................107
«Наокнах шторки белые...»....................................109
«Две горлинки сидели...»........................................111
«Топчите травушку живую...»...............................112
«Я расправляю крылья потихоньку...»..................113
«Подокнами белые липы...»..................................114
«Птицы в небе-кясну дню...»..............................116
«Осень...»..................................................................118
«Без слез, без слов Матрену хоронили...».............119
«Еще не старость, но уже...»...................................120
«Ясно в душе моей...».............................................121
«Над памятью моею-журавли...»........................123

Ольга Ивановна Лукьянова
ГОРЛИНКА
Стихи
Верстка - О.И. Сотникова Корректор - Л.В. Кобелева

УДК 821.161.1-1 ISBN 978-5-4420-0196-9 ББК 84(2Рос=Рус)6-5

Подробнее о Горлинка. Стихи Ольги Лукьяновой

Главное меню

*

Горлинка. Стихи Ольги Лукьяновой